Империя. Исправляя чистовик (СИ) - Марков-Бабкин Владимир

Но сможет ли благородство нашего Короля и его брата спасти нашу Империю от алчного и недееспособного правительства? От трусливых адмиралов и жестоких генералов? Сможем ли мы сохранить Империю? Не потерять фактически, вслед за Ирландией и Египтом, и жемчужину короны?

Только все вместе мы можем спасти нашу страну! На предстоящих менее чем через месяц действительно всеобщих выборах! Уверен, что английский народ выберет лучшее правление, думающее о простых людях и способное находить союзников, а не врагов!

Уильям Томас Гуд (8).

Примечания:

1. Эндрю Бонар Лоу (1858–1923) – премьер-министр Великобритании, лидер Консервативной партии в 1916-19 гг.

2. Дэвид Ллойд Джордж, 1-й граф Дуйвор, виконт Гвинед(1863–1945) – лидер либеральной и затем национал-либеральной, премьер-министр Великобритании в (1916–1917 и в 1919 г.)

3. Мод Шарло́тта Мари́я Викто́рия (1869[1]- 1938) – младшая дочь короля Великобритании Эдуарда VII и Александры Датской; королева Норвегии (1905–1838), супруга норвежского короля Хокона VII.

4. Амритсарская бойня – расстрел 13 апреля 1919 года демонстрации мирных жителей в Амритсаре (Пенджаб, Северная Индия) колониальными войсками Британской империи под командованием бригадного генерала Редженальда Дайера.

5. Мохандас Карамчанд (Махатма) Ганди (1869–1921) – индийский политический и общественный деятель, один из руководителей и идеологов движения за независимость Индии от Великобритании.

6. Лала Ладжпат Рай (1865–1928) индийский общественный деятель, один из лидеров борьбы за независимость в первой четверти XX века, в 1919 году – Президент Индийского национально конгресса, первый премьер-министр доминиона Индийский союз. Во время первой мировой войны Ладжпат Рай проживал в США, сотрудничая с эмигрантской сикхской революционной организацией «Гхадар».

7. Локама́нья Бал Гангадха́р Ти́лак (1856–1920) – индийский националист, консерватор и радикальный борец за независимость Индии от британского колониального господства: первый лидер индийского движения за независимость – «сварадж». Автор «арктической гипотезы» о прародине «ариев»

8. Уильям Томас Гуд (1859–1932), – британским академик, лингвист и журналист The Manchester Guardian, депутат Парламента Великобритании от лейбористской (1919–1924) и Народно-монархической (1930-32) партий.

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. МРАМОРНОЕ МОРЕ. ОСТРОВ ХРИСТА. 1 июня 1919 года.

– С Днем рождения, любовь моя!

Мои губы коснулись ее губ. Маша сладко улыбнулась во сне.

Новый поцелуй.

– Спящая ты моя красавица.

Все та же улыбка. Даже не хочется будить. Счастливый сон видит девочка моя.

Но вот она пошевелилась и, не открывая глаз, потянулась.

Что ж, по законам сказочного жанра, полагается от добра молодца и третий поцелуй. В каких это сказках полагается? В тех, что мы пишем в жизни сами.

Мои уста касаются ее сладких уст. Как же я по ним соскучился!

И вы думаете, что она открыла глаза? Да как бы не так! Лишь губы жарко сплелись в поцелуе, лишь полетел на пол шикарный букет, а за ним и прочие вещи, лишь горячее дыхание и счастливый шепот:

– Ты, приехал… ты приехал… ты…

ИМПЕРСКОЕ ЕДИНСТВО РОССИИ И РОМЕИ. ВОСТОЧНАЯ РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. МРАМОРНОЕ МОРЕ. ОСТРОВ ХРИСТА. 1 июня 1919 года.

Поляна, плетеные кресла, плетенный столик, фрукты, шоколад и вино. И горящий перед нами костер.

– Кто ты, Михаил Романов?

Я несколько опешил от вопроса любимой.

Хмыкнув, я уточнил:

– В каком смысле, радость моя?

– В прямом.

Сказано было расслабленно, Маша сидела в кресле, вытянув вперед ноги, держала в руках бокал красного вина «Lacryma Christi». Ее глаза спокойно смотрели в огонь и оранжевое пламя отражалось в глазах моей ненаглядной.

А она действительно повзрослела, пропала суета и желание что-то кому-то доказать, к грации Тигрицы добавилась уверенность Драконицы, смотрящей в пламя и спокойно творящей его.

Я вдруг подумал, что Мостовскую сейчас от нее отличает лишь страх. Маша же не боялась никого.

Пытаюсь сделать вид, что не понял вопроса.

– Ты о чем, любимая?

Она пригубила вино, посмаковала вкус, и, все так же спокойно, сообщила:

– Ты не тот, за кого себя выдаешь.

Оп-па! Приехали.

Не дождавшись от меня чего-либо, Маша продолжила:

– Ты меня давно удивлял. Ещё до нашей первой встречи. Просто невообразимый человек по своему масштабу. А когда я узнала тебя поближе, я поняла, что я ошибалась, сильно преуменьшив твой масштаб. Ты – один из величайших людей за всю историю человечества. Возможно, сродни Александру Македонскому, Карлу Великому, Леонардо да Винчи, Наполеону Бонапарту или Чингисхану. Впрочем, я не совсем уверена в том, что они были не сродни тебе.

Маша пила вино. Я молчал. Тема становилась опасной, но еще более глупо было бы сейчас попытаться играть дурачка и юлить. Она не потерпит фальши. Не знаешь, что сказать? Молчи. И я молчал. Посмотрим, к каким выводам пришла моя суженная, а уж от этого и будем плясать.

Но Маше мой ответ был особо и не нужен. Во всяком случае сейчас. Она все так же расслабленно продолжала свой монолог.

– Я тебя не только люблю, но ты мне ещё чрезвычайно интересен, как человек, да так, что я хочу написать о тебе биографическую книгу, для чего я взяла на себя труд систематизировать все то, что знаю о тебе. Нет, не скажу, что собранный материал меня сильно потряс, но он мне помог сложить воедино ту мозаику, которую ты активно и усиленно прячешь, постоянно пытаясь смешивать части общего рисунка.

Моя любимая половина вновь отпила из бокала. А она напряжена, пусть это прячется за маской потрясающей расслабленности, но обычно она никогда так часто не пригубливает вино, когда говорит. Это признак ее внутреннего напряжения, словно она ищет поддержки и ищет силы, черпая их из этого, красного, словно кровь, напитка.

«Lacryma Christi». «Слезы Христа».

Случаен ли выбор?

– И я обнаружила, что твоя жизнь делится на два периода. Вся жизнь до 27 февраля 1917 года и вся жизнь после этой даты. До – один человек, а после – другой. Никогда прежний Михаил Романов не смог бы совершить того, что совершил ты. Он просто не был способен на это. И я понимаю, за что тебя любит Мостовская.

От неожиданности я закашлялся.

Маша усмехнулась и похлопала меня по спине.

– Да, я знаю, что Мостовская тебя без ума любит и я знаю почему. Или, если хочешь, за что. Она много лет носила боль в сердце и обиду в душе. Ты прежний предал её, ты оказался великокняжеской тряпкой.

Сказала, как припечатала. Именно тряпкой припечатала, мокрой и вонючей.

Жена с интересом посмотрела на мою реакцию.

Не знаю, что она там себе ожидала увидеть, но я усмехнулся.

Маша кивнула своим мыслям.

– Она больно рыдала ночами и презирала тебя. Тебя прежнего, предавшего ее и сына, пусть даже ты о нем ничего и не знал. Но на женщин такие аргументы мало влияют. Раз сын есть, значит ты его предал тоже.

Да, уж, у Маши слишком накипело, раз уж она мне решила разложить все по полочкам. Что ж, откуда нам, мужикам, знать, что в душе у женщин? А вот одна женщина другую всегда поймет. Я помню доклады Евстафия, что Маша и Оля, чуть ли не обнявшись рыдали, над моей почти бездыханной тушкой, когда я едва не отошел на минутку в мир иной.

– И тут вдруг на сцене появляется ее Миша. Нет-нет, не становится Царем и все такое, всё это пустое и не настолько важно. Появляется именно ЕЕ МИША, тот образ, о котором она мечтала, который она всем сердцем полюбила, с мечтой о котором она изменила мужу, который ей все эти годы являлся в мечтах и снах, после которых она каждую ночь рыдала в подушку все больше и больше. Она знала тебя, она любила тебя, она презирала тебя, она ненавидела тебя, и, вот, вновь полюбила. Значит, что-то изменилось. И дело не в том, что ты – Император, а в том, что ты стал именно ЕЕ МИШЕЙ. Ее мечтой. Именно таким, по которому она грезила – сильным, властным, умным, уверенным в себе… и верным. Пусть даже и мне.